Я плакала совсем немножечко и втихаря. Все плакали. Но там все было хорошо.
Там, это в камерном зале.
Там - это на "Загадочном ночном убийстве собаки".
И плакала я не из-за собаки, конечно же.
Из-за Кристофера и из-за его вопроса: "У меня все будет хорошо? Все, как я мечтаю? Ведь я один приехал в Лондон! Я был смелым!".
Это как тысяча журавликов.
Разве можно ответить: "Да, Кристофер!". Разве можно пообещать это Кристоферу?
Я не могла. Потому что я не знаю.
Будет ли все хорошо у Кристофера, который не похож на других, который пишет книгу и хочет быть космонавтом, который расследует загадочное ночное убийство собаки, а раскрывает тайну за тайной, человека за человеком?
Вот он - Кристофер, у которого умерла мать, которого ударил отец, который прыгнул на рельсы в метро. Он спрашивает, а что я отвечу?
Мать жива, отец не хотел тебя ударить, а мальчик, который запоминает все, что видит, может успеть прыгнуть на рельсы и вернуться, поэтому я ни капли не волновалась?
О(бо)соб(л)енность
Вообще, к тому, что я увидела, я была готова. Так вышло, что в последние пару месяцев меня преследует тема людей с другим мышлением, и пьеса, главный герой которой - мальчик с аутизмом - не была для меня открытием.
Кристофер был знакомым.
Кристофер, не любит прикосновений. Объятие для Кристофера - это не признак любви и не ощущение защиты - жест тревоги, даже агрессии иногда.
Я сама не люблю лишних прикосновений. Не все прикосновения желанны - многие - дань привычки. Для меня прикосновение всегда - особенный жест.
Прикосновений "потому что тактильная привычка" - я не люблю. Терплю иногда.
А вы терпите?
Есть у вас такая привычка - постоянно прикасаться к человеку?
Потому что вот вам нравится, когда к вам прикасаются.
А теперь представьте себе человека, которому больно от любого прикосновения. Вы его обнимаете, а он ощущает адскую боль. А вы привыкли обнимать, это так просто и естественно у вас выходит...
А в ответ - крик.
Представить - можно. На минуточку.
Помнить все время - сложно.
Сложно помнить про чужую инаковость.
Но Кристофер - это не только про инаковость.
Кристофер - про обособленность одного человека от другого.
Его обособленность возведена в абсолют, но каждый из нас немного Кристофер.
Помните: родительское поглощение, чужое поглощение, ожидание от тебя только привычных человеку реакций, а не твоих особенных и собственных?
Каждому нужна карта и красная линия, швейцарский армейский ножи и чтобы с ним были честны.
Кристофер не любит вопросов, и когда ему смотрят в лицо - так можно заразиться вирусом, похожим на компьютерный - посмотришь в лицо и поймаешь чужой вирус - это тоже про обособленность.
Когда вирус захватит мир, останутся только особенные люди, которые будут мерить горизонт линейкой и брать все, что хочется.
Делать то, что хочешь ты, а не то, что нужно.
Разве только Кристофер этого хочет?
Я тоже хочу делать то, что хочется, а не то, что нужно, потому что так делают все.
Я тоже хочу свою комнату, в которой могу сложить все свои вещи.
И я тоже хочу, чтобы мне кто-нибудь сказал, что все будет хорошо, ведь я смелая, я одна ездила в Москву...
Принятие
"Убийство..." - это пьеса про то, что если ты принимаешь человека, ты принимаешь его целиком. Нельзя сказать - это я в тебе не принимаю, а в остальном принимаю. Вот он - Кристофер. Он не может быть другим. От него нельзя оторвать кусок, а остальное полюбить.
И не всегда получается принять. И никто не виноват.
***
В "Убийстве" великолепная геометрия сцены - вообще, в Архдраме декорации всегда на высоте. Это всегда метафора и символ, и они всегда многозначны и многозвучны.
В "Грозе" - метафора лодки, в "Двух дамочках" - гигантская кровать, в "Амфитрионе" - прозрачный куб.
Здесь - прозрачные письменные доски, которые превращаются в стол, окно поезда, билетную кассу, а еще - кубы, которые становятся деталями космического корабля, текстурами видеоигры, сиденьями, коробками - чем угодно.
Прямые углы везде - это сознание Кристофера не понимает пространства Клейна, характерного для человеческой психики.
Если вы хотите увидеть пьесу, в которой все, от актеров второго плана до декораций передает инаковость - то "Убийство..." вам подходит.
Все кроется в деталях, их много, можно несколько раз, наверное, смотреть, ради одних только деталей.
Про актерскую работу промолчу - она хороша, я поверила.
Я не Станиславский, я девочка с улицы. И я - поверила.
Меня забрали отсюда и перенесли туда - в декорации, в другую реальность.
Я ни разу не подумала - это всего лишь театр, выдумка, это актеры, посмотри, один и тот же актер играет нескольких героев.
Иначе я бы не приняла это так близко к сердцу.
***
На "Загадочное ночное убийство собаки" нужно пойти за тремя уроками:
Принятие чужой инаковости.
Принятие своей инаковости.
Принятие чужой обособленности.
Там, это в камерном зале.
Там - это на "Загадочном ночном убийстве собаки".
И плакала я не из-за собаки, конечно же.
Из-за Кристофера и из-за его вопроса: "У меня все будет хорошо? Все, как я мечтаю? Ведь я один приехал в Лондон! Я был смелым!".
Это как тысяча журавликов.
Разве можно ответить: "Да, Кристофер!". Разве можно пообещать это Кристоферу?
Я не могла. Потому что я не знаю.
Будет ли все хорошо у Кристофера, который не похож на других, который пишет книгу и хочет быть космонавтом, который расследует загадочное ночное убийство собаки, а раскрывает тайну за тайной, человека за человеком?
Вот он - Кристофер, у которого умерла мать, которого ударил отец, который прыгнул на рельсы в метро. Он спрашивает, а что я отвечу?
Мать жива, отец не хотел тебя ударить, а мальчик, который запоминает все, что видит, может успеть прыгнуть на рельсы и вернуться, поэтому я ни капли не волновалась?
О(бо)соб(л)енность
Вообще, к тому, что я увидела, я была готова. Так вышло, что в последние пару месяцев меня преследует тема людей с другим мышлением, и пьеса, главный герой которой - мальчик с аутизмом - не была для меня открытием.
Кристофер был знакомым.
Кристофер, не любит прикосновений. Объятие для Кристофера - это не признак любви и не ощущение защиты - жест тревоги, даже агрессии иногда.
Я сама не люблю лишних прикосновений. Не все прикосновения желанны - многие - дань привычки. Для меня прикосновение всегда - особенный жест.
Прикосновений "потому что тактильная привычка" - я не люблю. Терплю иногда.
А вы терпите?
Есть у вас такая привычка - постоянно прикасаться к человеку?
Потому что вот вам нравится, когда к вам прикасаются.
А теперь представьте себе человека, которому больно от любого прикосновения. Вы его обнимаете, а он ощущает адскую боль. А вы привыкли обнимать, это так просто и естественно у вас выходит...
А в ответ - крик.
Представить - можно. На минуточку.
Помнить все время - сложно.
Сложно помнить про чужую инаковость.
Но Кристофер - это не только про инаковость.
Кристофер - про обособленность одного человека от другого.
Его обособленность возведена в абсолют, но каждый из нас немного Кристофер.
Помните: родительское поглощение, чужое поглощение, ожидание от тебя только привычных человеку реакций, а не твоих особенных и собственных?
Каждому нужна карта и красная линия, швейцарский армейский ножи и чтобы с ним были честны.
Кристофер не любит вопросов, и когда ему смотрят в лицо - так можно заразиться вирусом, похожим на компьютерный - посмотришь в лицо и поймаешь чужой вирус - это тоже про обособленность.
Когда вирус захватит мир, останутся только особенные люди, которые будут мерить горизонт линейкой и брать все, что хочется.
Делать то, что хочешь ты, а не то, что нужно.
Разве только Кристофер этого хочет?
Я тоже хочу делать то, что хочется, а не то, что нужно, потому что так делают все.
Я тоже хочу свою комнату, в которой могу сложить все свои вещи.
И я тоже хочу, чтобы мне кто-нибудь сказал, что все будет хорошо, ведь я смелая, я одна ездила в Москву...
Принятие
"Убийство..." - это пьеса про то, что если ты принимаешь человека, ты принимаешь его целиком. Нельзя сказать - это я в тебе не принимаю, а в остальном принимаю. Вот он - Кристофер. Он не может быть другим. От него нельзя оторвать кусок, а остальное полюбить.
И не всегда получается принять. И никто не виноват.
***
В "Убийстве" великолепная геометрия сцены - вообще, в Архдраме декорации всегда на высоте. Это всегда метафора и символ, и они всегда многозначны и многозвучны.
В "Грозе" - метафора лодки, в "Двух дамочках" - гигантская кровать, в "Амфитрионе" - прозрачный куб.
Здесь - прозрачные письменные доски, которые превращаются в стол, окно поезда, билетную кассу, а еще - кубы, которые становятся деталями космического корабля, текстурами видеоигры, сиденьями, коробками - чем угодно.
Прямые углы везде - это сознание Кристофера не понимает пространства Клейна, характерного для человеческой психики.
Если вы хотите увидеть пьесу, в которой все, от актеров второго плана до декораций передает инаковость - то "Убийство..." вам подходит.
Все кроется в деталях, их много, можно несколько раз, наверное, смотреть, ради одних только деталей.
Про актерскую работу промолчу - она хороша, я поверила.
Я не Станиславский, я девочка с улицы. И я - поверила.
Меня забрали отсюда и перенесли туда - в декорации, в другую реальность.
Я ни разу не подумала - это всего лишь театр, выдумка, это актеры, посмотри, один и тот же актер играет нескольких героев.
Иначе я бы не приняла это так близко к сердцу.
***
На "Загадочное ночное убийство собаки" нужно пойти за тремя уроками:
Принятие чужой инаковости.
Принятие своей инаковости.
Принятие чужой обособленности.
Комментариев нет:
Отправить комментарий